Одноэтажная Америка
Jun. 15th, 2007 11:44 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Почему-то каждый раз, когда начинаешь перебирать в памяти элементы, из которых складывается американская жизнь, вспоминаются именно бандиты, а если не бандиты, то ракетиры, а если не ракетиры, то банкиры, что, в общем, одно и то же.
Ильф и Петров, любознательные и живые московские журналисты, увидели в Америке ровно то, что можно было увидеть за то время, что они совершали автомобильное путешествие из Нью-Йорка в Калифорнию и обратно.
Американский смех, в общем, хороший, громкий и жизнерадостный смех, иногда всё-таки раздражает.
Ах, какую страшную жизнь ведут миллионы американских людей в борьбе за своё крохотное электрическое счастье!
Автомобильные гонки представляют собой зрелище пустое, мрачное и иссушающее душу.
Как многозначительна фраза Мы, московские зрители, немножко избалованы американской кинематографией. То, что доходит в Москву и показывается небольшому числу киноспециалистов на ночных просмотрах, - это почти всегда лучшее, что создано Голливудом. Поэтому так тяжелы впечатления от американской кинематографии, когда знакомишься с ней на её родине.
Ильф и Петров очень хвалят природу Америки, гигантские сооружения инженерной мысли и дороги, сервис и многочисленные машины (то, что они пишут о бытовых холодильниках, неизбежно приводит читателя к мысли, что в Москве в те годы вообще холодильников не было, и тогда читатель с глупым удивлением думает – как же они, москвичи, без холодильников жили в те не безнадёжно далёкие времена, до которых ещё даже можно попробовать дотянуться рукой и потрогать?). Всё в Америке хорошо, да вот беда – в ней живут американцы. Такая очень знакомая мысль нет-нет, да и проскочит между строчек.
А у меня в голове “Одноэтажная Америка” вдруг добавила ещё один кусочек мозаики, которую я начал складывать много лет тому назад.
Однажды в прошлом веке мы с друзьями купили путёвки в турпоход по Чувашии. Конно-лодочный – половину дистанции нужно было преодолевать на яликах, другую половину – на лошадях. Всё было очень здорово, и меня даже лошадь укусила за палец. И в рамках маршрута нас отправили в Чебоксарскую картинную галерею. Все провинциальные российские музеи неуловимо похожи друг на друга. Всё те же Левицкий, Рокотов, Куинжи, Тропинин, Айвазовский. И среди картин я, как раз тогда начинающий интересоваться этим делом, увидел новое для себя, совсем незнакомое имя – Николай Фешин. Это был портрет чудесного черноглазого барабанщика. Я накрепко запомнил и картину, и имя автора.
Годы спустя я узнал, что Фешин после революции эмигрировал, жил в Америке и умер в Санта-Монике, в Калифорнии. И был довольно известным американским уже художником.
И вот теперь “Одноэтажная Америка” рассказала мне, что Ильф и Петров в Нью-Мексико, в городе Таос, неподалёку от индейской резервации, случайно встретили бедную (разумеется) русскую женщину. Которая была бывшей женой художника Фешина. Фешин выстроил дом для семьи – за двадцать тысяч долларов, хотя, как в тексте всё время упоминается, обычные дома в Америке стоили тогда пять-десять тысяч, а потом с женой развёлся и дом ей оставил, а сам уехал. И Ильф и Петров звали русскую женщину обратно, в Советский Союз, но она сказала им – что мне там делать? – и уехала навсегда из их жизни на большом старом автомобиле.
А сейчас в этом доме - музей.
Ильф и Петров, любознательные и живые московские журналисты, увидели в Америке ровно то, что можно было увидеть за то время, что они совершали автомобильное путешествие из Нью-Йорка в Калифорнию и обратно.
Американский смех, в общем, хороший, громкий и жизнерадостный смех, иногда всё-таки раздражает.
Ах, какую страшную жизнь ведут миллионы американских людей в борьбе за своё крохотное электрическое счастье!
Автомобильные гонки представляют собой зрелище пустое, мрачное и иссушающее душу.
Как многозначительна фраза Мы, московские зрители, немножко избалованы американской кинематографией. То, что доходит в Москву и показывается небольшому числу киноспециалистов на ночных просмотрах, - это почти всегда лучшее, что создано Голливудом. Поэтому так тяжелы впечатления от американской кинематографии, когда знакомишься с ней на её родине.
Ильф и Петров очень хвалят природу Америки, гигантские сооружения инженерной мысли и дороги, сервис и многочисленные машины (то, что они пишут о бытовых холодильниках, неизбежно приводит читателя к мысли, что в Москве в те годы вообще холодильников не было, и тогда читатель с глупым удивлением думает – как же они, москвичи, без холодильников жили в те не безнадёжно далёкие времена, до которых ещё даже можно попробовать дотянуться рукой и потрогать?). Всё в Америке хорошо, да вот беда – в ней живут американцы. Такая очень знакомая мысль нет-нет, да и проскочит между строчек.
А у меня в голове “Одноэтажная Америка” вдруг добавила ещё один кусочек мозаики, которую я начал складывать много лет тому назад.
Однажды в прошлом веке мы с друзьями купили путёвки в турпоход по Чувашии. Конно-лодочный – половину дистанции нужно было преодолевать на яликах, другую половину – на лошадях. Всё было очень здорово, и меня даже лошадь укусила за палец. И в рамках маршрута нас отправили в Чебоксарскую картинную галерею. Все провинциальные российские музеи неуловимо похожи друг на друга. Всё те же Левицкий, Рокотов, Куинжи, Тропинин, Айвазовский. И среди картин я, как раз тогда начинающий интересоваться этим делом, увидел новое для себя, совсем незнакомое имя – Николай Фешин. Это был портрет чудесного черноглазого барабанщика. Я накрепко запомнил и картину, и имя автора.
Годы спустя я узнал, что Фешин после революции эмигрировал, жил в Америке и умер в Санта-Монике, в Калифорнии. И был довольно известным американским уже художником.
И вот теперь “Одноэтажная Америка” рассказала мне, что Ильф и Петров в Нью-Мексико, в городе Таос, неподалёку от индейской резервации, случайно встретили бедную (разумеется) русскую женщину. Которая была бывшей женой художника Фешина. Фешин выстроил дом для семьи – за двадцать тысяч долларов, хотя, как в тексте всё время упоминается, обычные дома в Америке стоили тогда пять-десять тысяч, а потом с женой развёлся и дом ей оставил, а сам уехал. И Ильф и Петров звали русскую женщину обратно, в Советский Союз, но она сказала им – что мне там делать? – и уехала навсегда из их жизни на большом старом автомобиле.
А сейчас в этом доме - музей.