Фрегат "Паллада"
Feb. 9th, 2009 11:10 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
chetvergvecherТам явились всё только наши да ещё служащий в Ост-Индии английский военный доктор Whetherhead. Whetherhead сел подле меня. Я разлил всем суп, в том числе и ему, и между нами завязался разговор, сначала по-английски, но потом перешел на немецкий язык, который знаком мне больше. Мне казалось, что будто он умышленно затрудняется говорить по-немецки. Вскоре он стал говорить и со всеми. Он был очень умён, любезен и услужлив. Доктор этот с первого раза заставил подозревать, что он не англичанин, хотя и служил хирургом в полку в ост-индской армии. Он был чрезвычайно воздержан в пище, вина не пил вовсе и не мог нахвалиться нами, что мы почти тоже ничего не пили. "Я всё с большим и большим удовольствием смотрю на вас", - сказал он, кладя ноги на стол, заваленный журналами, когда мы перешли после обеда в гостиную и дамы удалились. "Чем мы заслужили это лестное внимание?" - "Скромность, знание приличий..." - и пошёл. "Покорно благодарим. А разве вы ожидали противного?.." - "Нет: я сравниваю с нашими офицерами, - продолжал он, - на днях пришёл английский корабль, человек двадцать офицеров съехали сюда и через час поставили вверх дном всю отель. Прежде всего они напились до того, что многие остались на своих местах, а другие и этого не могли, упали на пол. И каждый день так. Ведь вы тоже пробыли долго в море, хотите развлечься, однако ж никто из вас не выпил даже бутылки вина: это просто удивительно!" Такой отзыв нас удивил немного: никто не станет так говорить о своих соотечественниках, да еще с иностранцами. "Неужели в Индии англичане пьют так же много, как у себя, и едят мясо, пряности?" - спросили мы. "О да, ужасно! Вот вы видите, как теперь жарко; представьте, что в Индии такая зима; про лето нечего и говорить; а наши, в этот жар, с раннего утра отправятся на охоту: чем, вы думаете, они подкрепят себя перед отъездом? Чаем и водкой!"
- "Долго ли вы пробудете здесь?" - спросили мы доктора. "Я взял отпуск на год, - отвечал он, - мне осталось всего до пенсии года три. Надо прослужить семнадцать лет. Не знаю, зачтут ли мне этот год. Теперь составляются новые правила о службе в Индии; мы не знаем, что ещё будет". Мы спросили, зачем он избрал мыс Доброй Надежды, а не другое место для отдыха. "Ближайшее, - отвечал он, - и притом переезд дешевле, нежели куда-нибудь. Я хотел ехать в Австралию, в Сидней, но туда стало много ездить эмигрантов и места на порядочных судах очень дороги. А нас двое: я и жена; жалованья я получаю всего от 800 до 1000 ф. стерл." (от 5000 до 6000 р.). - "Куда же отправитесь, выслужив пенсию?" - "И сам не знаю; может быть, во Францию..." - "А вы знаете по-французски?" - "О да..." - "В самом деле?" И мы живо заговорили с ним, а до тех пор, правду сказать, кроме Арефьева, который отлично говорит по-английски, у нас рты были точно зашиты. Доктор говорил по-французски прекрасно, как не говорит ни один англичанин, хоть он живи сто лет во Франции. "Да он жид, господа!" – сказал вдруг один из наших товарищей. Жид - какая догадка! Мы пристальнее всмотрелись в него: лицо бледное, волосы русые, профиль... профиль точно еврейский - сомнения нет. Несмотря, однако ж, на эту догадку, у нас еще были скептики, оспаривавшие это мнение. Да нет, всё в нём не английское: не смотрит он, вытараща глаза; не сжата у него, как у англичан, и самая мысль, суждение в какие-то тиски; не цедит он её неуклюже, сквозь зубы, по слову. У этого мысль льётся так игриво и свободно: видно, что ум не задавлен предрассудками; не рядится взгляд его в английский покрой, как в накрахмаленный галстух: ну, словом, всё, как только может быть у космополита, то есть у жида. Выдал ли бы англичанин своих пьяниц?.. Догадка о его национальности оставалась всё еще без доказательств, и доктор мог надеяться прослыть за англичанина или француза, если б сам себе не нанёс решительного удара. Не прошло получаса после этого разговора, говорили о другом. Доктор расспрашивал о службе нашей, о чинах, всего больше о жалованье, и вдруг, ни с того ни с сего, быстро спросил: "А на каком положении живут у вас жиды?" Все сомнения исчезли.
Кто бы он ни был, если и жид, но он был самый любезный, образованный и обязательный человек.
- "Долго ли вы пробудете здесь?" - спросили мы доктора. "Я взял отпуск на год, - отвечал он, - мне осталось всего до пенсии года три. Надо прослужить семнадцать лет. Не знаю, зачтут ли мне этот год. Теперь составляются новые правила о службе в Индии; мы не знаем, что ещё будет". Мы спросили, зачем он избрал мыс Доброй Надежды, а не другое место для отдыха. "Ближайшее, - отвечал он, - и притом переезд дешевле, нежели куда-нибудь. Я хотел ехать в Австралию, в Сидней, но туда стало много ездить эмигрантов и места на порядочных судах очень дороги. А нас двое: я и жена; жалованья я получаю всего от 800 до 1000 ф. стерл." (от 5000 до 6000 р.). - "Куда же отправитесь, выслужив пенсию?" - "И сам не знаю; может быть, во Францию..." - "А вы знаете по-французски?" - "О да..." - "В самом деле?" И мы живо заговорили с ним, а до тех пор, правду сказать, кроме Арефьева, который отлично говорит по-английски, у нас рты были точно зашиты. Доктор говорил по-французски прекрасно, как не говорит ни один англичанин, хоть он живи сто лет во Франции. "Да он жид, господа!" – сказал вдруг один из наших товарищей. Жид - какая догадка! Мы пристальнее всмотрелись в него: лицо бледное, волосы русые, профиль... профиль точно еврейский - сомнения нет. Несмотря, однако ж, на эту догадку, у нас еще были скептики, оспаривавшие это мнение. Да нет, всё в нём не английское: не смотрит он, вытараща глаза; не сжата у него, как у англичан, и самая мысль, суждение в какие-то тиски; не цедит он её неуклюже, сквозь зубы, по слову. У этого мысль льётся так игриво и свободно: видно, что ум не задавлен предрассудками; не рядится взгляд его в английский покрой, как в накрахмаленный галстух: ну, словом, всё, как только может быть у космополита, то есть у жида. Выдал ли бы англичанин своих пьяниц?.. Догадка о его национальности оставалась всё еще без доказательств, и доктор мог надеяться прослыть за англичанина или француза, если б сам себе не нанёс решительного удара. Не прошло получаса после этого разговора, говорили о другом. Доктор расспрашивал о службе нашей, о чинах, всего больше о жалованье, и вдруг, ни с того ни с сего, быстро спросил: "А на каком положении живут у вас жиды?" Все сомнения исчезли.
Кто бы он ни был, если и жид, но он был самый любезный, образованный и обязательный человек.
